Просмотров: 6537

Анна Павлова и её бессмертный «Умирающий лебедь»

«Калифорнийский мак» с образом красных разлетающихся лепестков, «Стрекоза», которую балерина исполняла в костюме с крылышками в стиле art nouveau, «Ассирийский танец», напоминавший ожившие барельефы Древнего Вавилона — явно относились к поискам нового жанра.

Она даже посетила школу Мэри Вигман в Дрездене, поборницы нового движения в танце. Между тем, Павлова любила повторять, что красота танца значила для нее всё, а уродство — ничего (и она категорически отвергала, всё то, что казалось ей уродливым, и, в частности, некоторые пластические элементы новой хореографии). По её суждению, красота дарила людям счастье и приближала к совершенству.

Интересовалась Анна и авангардным притягательным танцем талантливой американки Айседоры Дункан, не раз приезжала к ней в студию, но сама продолжала неустанно пропагандировать неувядающее искусство русского классического балета везде, где только могла и где хоть чуть – чуть позволяли условия быта! Анна Павлова не просто несла людям своё любимое искусство, она прокладывала новые пути, по которым классический балет приходил в жизнь разных народов.

Для гастролей Павлова выбирала такие страны, как Индия, Египет, Китай, была в Японии, Бирме, Малайе, на Кубе, Филиппинах, выступала перед зрителями, которые до неё никогда не видели балета. Танцовщица поставила перед собой цель доказать, что классический балет не является тем искусством, что доступен лишь немногим знатокам.

Самозабвенно выступала Павлова в школах маленьких американских городков в далёкой провинции, перед мексиканскими пастухами, жителями горных индийских деревушек. Мексиканцы бросали в знак восхищения к её ногам свои сомбреро, индусы осыпали её цветами лотоса, сдержанные шведы огромной толпой молча провожали её карету до самой гостиницы, после выступления в Королевском оперном театре, голландцы столь любили её, что вывели особый сорт тюльпанов и назвали его «Анна Павлова».

Маршруты её путешествий, пересёкшие все континенты земли, были маршрутами, по которым русская хореографическая культура входила в жизнь народов разных стран. В лице Анны Павловой русская балетная школа получила мировую славу и признание. А где больше всего хотела жить она, перелётная птица, странствующая балерина, до конца остававшаяся русской во всем? «Где-нибудь в России», – неизменно отвечала Павлова, но это её желание так и оставалось невозможной мечтой.

Её английский особняк Айви-Хаус «дом, увитый плющом», встречал гостей прудом с лебедями, среди которых был её любимец – белоснежный и гордый красавец Джек (он, словно собака, ходил за хозяйкой по саду, не боясь брать их рук лакомство).
Павлова, в отличие от других выдающихся балерин, не передала свой репертуар последовательницам и не потому, что не хотела сделать этого или потому, что у нее не было учениц – в Англии она организовала целую балетную школу и уделяла своим воспитанницам много внимания, и профессионального, и человеческого. Её искусство, как точно отметил лучший балетный критик эмиграции Андрей Левинсон, «рождалось и умирало вместе с ней – чтобы танцевать, как Павлова, нужно было быть Павловой».

Её жизнь в танце можно было бы назвать подвигом. Так её потом и назвали. Но она вовсе не воспринимала её как подвиг. Она просто жила, словно готова была вечно танцевать вместе со своею труппой, обожавшей в ней всё: стиль одежды, шляпы, туфли, поведение, срывы, капризы, походку, манеру говорить и смеяться и трогательно оберегавшей её, словно своего любимого звёздного ребенка…

Ребёнка. Она им и была, ребёнком, очарованным с детства балетом. Не собиралась умирать, для неё смерти не существовало, ведь она сумела остановить время в изящном беге по сцене, в медленном грациозном па своего неповторимого «Лебедя», в романтическом кружении прозрачной Сильфиды, в медленном танце грациозно — безумной Жизели. Даже уходя навсегда, в хмурое утро 23 января 1931 года, в жару и горячечном бреду неожиданной, и, казалось, пустячной инфлюэнцы, резко осложнившейся быстротечным воспалением лёгких, Анна готовилась к очередному выходу на сцену… По легенде, её последние тихие слова в бреду были обращены к костюмеру собравшейся у постели труппы: «Приготовьте мой костюм Лебедя!»

 

Источник